Профессионализм - это приручённое вдохновение.

marina.lysyanaya

[email protected]

+38 (067) 053-63-63

БлогО себеАРТВеб-дизайн
top

Подписаться на рассылку

(все статьи)

Подписаться на рассылку

VI. Жизнь до и после шизофрении


Мои родители когда-то были чудной, хотя и парадоксальной парой. Я всегда шутила, что у меня папа – из глухой деревни, а мама – из консерватории. Когда папа приехал в город, он очень тянулся ко всей этой интеллигенции. Он выбирал институт по колоннам "шоб мати приїхали та побачили". Выбор тогда пал на ХИСИ (Харьковский Строительный), и поступить получилось. Познакомились они с мамой в каком-то строительном лагере. Тогда такие лагеря были популярны, как колхозы на каникулах, и моё поколение их еще застало. Мама тогда заканчивала аспирантуру и писала кандидатскую по истории музыки, за ней должна была следовать докторская, профессорское звание, а потом сладкая жизнь: ведомственная квартира, ведомственная машина, возможность не выходить на пенсию. Это не то же самое, что продление пенсионного возраста для учителей и заводчан. Это великое благо оставаться в родной среде уважаемым членом общества, числиться на работе, иногда читать лекции и получать профессорскую зарплату.

Я была вхожа в эти дома музыкальной профессуры, расположенные в элитных зданиях центральной части старого Харькова. Высоченные потолки, дерево снизу до верху, паркет и мебель в стиле модерн, картины и статуэтки, дошедшие до нас ещё "с тех" времён, обязательно рояль, библиотека с неподъёмными фолиантами и монографиями, напольные цветы и вазы, ноты везде, и все они очень ценные, но их в избытке, и этот ленинградский прононс в произношении, и этот особенный тихий звон посуды. Чай в чашках с блюдцами за сервированным круглым столом с кружевными салфетками тогда больше нигде не подавали. У неё перед глазами всегда был живой пример успешной карьеры, и она свято верила, что если выполнит все правила, то получит желаемое. Этим же она мотивировала и папу. Он печатал ей диссертацию на печатной машинке, чтобы сэкономить на машинистке, учился – и научился –понимать классическую музыку, вязал нам с мамой одежду на спицах и на вязальной машинке, перешёл работать на завод, так как понял, что СМУ (строительно-монтажное управление) — это коррумпированное болото, и ни карьеры, ни развития там не будет никогда.

Какое развитие на заводе? Он за год прошел все 5 токарных категорий и стал мастером, а в последствии – начальником цеха. Он оставался им и когда завод, который представлял из себя город в городе, распался в 90-е, и был распродан на металлолом, а его помещения сдавались в аренду швейным и пельменным цехам. Тогда из профильных там оставались только те цеха, которые работали с моим папой на харьковском «Точприборе». Люди, которые пришли проводить его в последний путь, не поместились ни в квартире, ни в автобусе, ни в кафе.

У мамы всё сложилось гораздо печальней. Кандидатскую она написала и защитила. Продолжила преподавать в консерватории и писать докторскую. Её она тоже написала, и даже издала в виде книги, которая так и не была реализована и не была защищена в виде докторской, потому что требования ВАКа резко изменились. Теперь в докторской диссертации должно было быть на 300 страниц меньше, и люди в темпе presto, за считанные недели перед подачей работы, переписывали свои многолетние труды. Тогда родилась шутка, что после докторской обычно умирают. Кто-то на этом сгорел. Сгорел от стресса, от рушащихся надежд, от бесполезности происходящего, от такого дикого пренебрежения своим трудом. Мама стала одной из таких жертв.

Помню, каких невероятных трудов ей стоило издать эту книгу за свой счёт, с каким трепетом она подходила к выбору оформления, с какой любовью она подбирала иллюстрации к каждой статье, и всё это зря. Это ломает. Безвозвратно. Она решила уйти в иной мир, где реализовались её самые смелые амбиции, где она была царицей, богиней, великомученицей, вершительницей судеб человечества, спасительницей Земли, Космоса и Вселенной в целом.

Надо сказать, что мама всегда была кроткого нрава. Она не готовила, но была благодарна абсолютно за всё, что готовили для неё, никаких капризов, только похвалы. Она никогда не поднимала более 2 кг, но никого и не просила делать больше. Ей было всё равно, что есть и на чём спать, лишь бы её не трогали. Она вообще не хотела детей. Папа её чуть ли не заставил. Как такое возможно, я не знаю, но мама не возражала против этой версии, и сама говорила, что никогда не хотела детей. Буквально бравировала этим. Но в детстве она меня нежно любила, я это точно знаю. Лечила, оберегала, образовывала, пока я не выросла. Я тоже очень её любила. Когда она уезжала в командировку хотя бы на 3 дня, я плакала и обнимала её вещи. Папа даже обижался. И за то, что я пошла в интеллигентскую среду, а не на завод, и за то, что не бросила её, не сдала в психушку, и не пошла жить к нему в новую семью, когда он звал.

Сама перечитываю и понимаю, что складывается образ прекрасного эльфа, не выдержавшего натиска жестокой действительности, но в жизни всё не совсем так, как на бумаге. Если ты не припрёшь сумки из магазина, то их вынужден будет переть кто-то другой. Если ты не готовишь, то готовить придётся кому-то другому, даже если он устал как собака, а ты целый день провалялся на диване.

Как сочетались эта кротость и эта необъятная мания величия? А никак. Всегда был жуткий диссонанс. Когда ты работаешь на износ, приходишь домой и понимаешь, что еды нет, и тебе нужно готовить то, что едят все, включая её. Когда у тебя температура, и ты просишь заварить тебе чай, а она говорит, что не будет этого делать, потому что сегодня она один раз уже это сделала, и хватит. Когда ты готовишь стол для гостей, и в последний момент оказывается, что у тебя нет части ингредиентов, потому что она их съела, потому что ей так захотелось. Когда человека, который живёт с тобой одним бытом, вообще ни о чём нельзя попросить. Когда весь этот отказ происходит с кротким видом. Тихо промяуканное "нет", развернулась и ушла в свою комнату. В такие моменты мне лично кажется, что надо мной издеваются.

При этом она ничего плохого не делала, и каждый, кому я пыталась пожаловаться, заводил одно и то же камлание: "Ну так скажи спасибо, что под себя не ходит, что с ножом не кидается". Спасибо, конечно, но что ж мне неймётся-то? Может быть, я кем-то так избалована, что мне всё мало? И кем же?

Живя одним бытом с шизофреником, приходится жить и за него тоже, как будто таскаешь на себе тело сиамского близнеца-имбецила. В этом кошмаре я жила с 18 лет и ни с кем не могла его разделить. Бабушка категорически отказывалась, и мне запрещала класть маму в больницу. Там, видите ли, не тот контингент, для Олечки это будет психотравма, а мне жить с этим – ничего, нормально, это судьба такая.

Как это простить?

У меня в Харькове полно родственников, близких и дальних. Близкие всегда жили на расстоянии пешей прогулки от меня, но никого не заботило, как живётся мне. Бабушка всегда спрашивала: «Как Оля? Что она кушала?» Папа принимал участие в моей жизни, но про маму и слышать не хотел, хотя только он мог проявить волю и распорядиться лечить её как следует. Ах, да, они же мне ничего плохого не сделали. Что тут прощать?

Что значит, «крест не по силам»? Говорят, Бог такого не даёт. А как узнать, что по силам, а что нет? Ответ простой. Раз дал — значит, по силам. Если человека распяли на кресте, и он там висит, и звучит эта фраза: "Бог не даст крест не по силам", это значит, что ему там нормально? Если человек ранен в бою, рана не смертельная, но она сделала его неподвижным; свои побежали дальше, санитары не нашли; он истекает кровью, октябрь, лужа, темнеет, вокруг никого и надежда тает, а рана болит, начинается лихорадка, его морозит, и он понимает, что никогда больше... Это по силам?

Да ведь это же она заболела, а не ты. Какой уж тут крест? О чём это я? А я лишена даже скучания по маме. Мне не хватает обращения к ней, я даже затосковать по ней не могу, потому что вот же она, в соседней комнате, за стеной, но за тем, что я там увижу, уже не затоскуешь.

У меня так и не наступил тот момент в жизни, когда дети понимают, что родители были правы. Когда они были правы? В чём? Ну, хотя бы бабушка.... Но она-то уж точно нет. С мамой я увидела эту степень «невозможности нормальности». Когда смирение, послушание и почитание ничего не спасают. Они выглядят как спектакль.

<<  V. Наследственность

VII. Как обстоят дела за рубежом  >>




<< Предыдущая публикацияСледующая публикация >>

Подписаться на рассылку

Написать комментарий