Памяти Сергея К.

Наверно, мне давно уже пора придумать имена своим героям и писать не от первого лица, а быть голосом за кадром, но труды мои не так объёмны, чтобы претендовать на описание судьбы, засим пока пишу, как есть.

Для меня мужчина - это архитектурное здание. Сближаясь с ним, я принимаю мир, в который вхожу, как свой - должна принять, иначе коммуникации не получится. Вероятно, именно поэтому, какие-то вечные клятвы меня очень пугают, ведь это навсегда, а ведь может надоесть, может невыносимо надоесть, стать тесным потолок, мало света и такое прочее.

И это никак не связано с любовью. Архитектура мужчины - это то, что нельзя изменить. Он может быть добрым, великодушным, даже влюблённым в тебя, но, несмотря на все его достоинства, тебе с ним всё равно тесно. Его возможно подтолкнуть и/или спровоцировать, развернуть его деятельность в нужное тебе русло, но всё это не впечатлит тебя и ты снисходительно подумаешь, что любой дурак так может, потому что всё равно тесно. С большинством моих знакомых мне тесно как в драном башмаке. Под них всё время приходится пригинаться, их всё время боишься "переехать", быть слишком резкой или неуместной, любой каприз кажется дерзостью, любое моё желание оказывается вполне объяснимым, но слишком большим. От этого я и сама чувствую себя какой-то огромной, гигантской и неуклюжей. Приходится всё время как бы балансировать на одной ноге, чтобы и его не ранить, и самой не упасть.

Есть другой тип - такие большие здания в которых уютно и в то же время торжественно. Хочется тянуться к их потолку, который защищает тебя от стихии. В них приятно входить, там светло, комфортно и празднично. Тебе нравится быть принятой здесь, это делает тебе честь. Тебе хочется соответствовать и быть достойной всего этого, мотивирует тебя, пробуждает в тебе фонтанчики творчества. С такими людьми чувствуешь себя очень живой потому, что и они под тебя подстраиваются. Особое чувство наблюдать, когда такая глыба меняется как калейдоскоп потому, что ты его вдохновила. Это всегда праздник. Правда, здесь многолюдно, хотя и всем есть место. Такое здание не может пустовать, ему мало быть востребованным одним человеком и это как-то так понятно, что даже не ревнуется. Чаще всего это руководители, стратеги.

А есть мужчины-кафедральные соборы. Их потолок почти там же где небо только в них не идёт дождь и свет, пробиваясь сквозь арочные окна густыми лучами солнечного света, рисует на полу замысловатые орнаменты красивыми солнечными зайчиками. Таков Сергей К.. Он работал там же где и мама. Иногда, забегал к нам домой за какими-то рукописями или нотами. Помню его ещё с тех пор, когда смотрела на взрослых высоко задрав голову. В нём было что-то демоническое, хотя в свои 5 лет я и слова такого не знала. Он был высокий, смуглый, большие руки, чернющие волосы, такие же глаза и тёмные губы. Я искренне удивилась, когда мне сказали, что он купил квартиру недалеко от нас. Зачем ему квартира? Он же дух. Вероятно, его вынудили прибегнуть к такой формальности. Зачем-то понадобилось закрепиться Здесь. Наверно не только мне стало слишком заметно, что живёт он на горних вершинах в одному ему известном месте, а сюда слетает, чтобы играть музыку. Вот только сейчас подумала, там ведь аудитории нет.

По земной легенде, он потомок знатного рода, который сменил фамилию после известных событий 1917-го года. Из их родового гнезда их изгнали (спасибо, что не убили) и там расположился, и долго просуществовал комитет КПСС. Кажется, это было в Тифлисе. Однако, его отцу (да, были и родители) каким-то образом, всё же удалось спасти какую-то часть имущества, которое состояло из коллекций картин и нэцкэ. На одну из таких нэцкэ и была куплена шикарная квартира в центре старой части Харькова, обставлена мебелью в стиле модерн и увешена картинами той же эпохи.

Его ожидало большое наследство, но отец поставил условие, что передаст ему его только в том случае, если он женится на девице (ну а как могло быть по-другому?) которая родит ему наследника, желательно мальчика (ну а кого же ещё?). Если нет, то только после смерти. Вероятно, такое условие было продиктовано не только образом жизни, но и особым недугом Сергея. У него был маниакально депрессивный синдром, который проявлялся время от времени, выражаясь в мании преследования и желании кого нибудь убить. Кого нибудь из знакомых или даже друзей. Его действительно приходилось останавливать, благо, было кому. Заканчивалось это раскаянием, запоем и загулом. Или наоборот - загул, запой, обострение.

Нисколько не удивилась, когда узнала об этом. Что же вы хотите? У человека стресс от необходимости всё время материализоваться. Ему же трудно всё время втискиваться в эту жизнь. Лично я его пьяным никогда не видела (может потому, что редко виделись), а при встрече даже высокомерия в нём не замечала, хотя уж ему-то оно по рангу было положено.

Какое-то время на роль девицы рассматривалась я. Разница в возрасте 29 лет. На год старше папы. Но это было не страшно потому, что до жути интересно. Я не про ухаживания. Их не было. Мы чинно ходили к нему в гости с мамой и в сопровождении маминой подруги. Можно сказать, что это была их институтская компания. Я даже не сразу поняла зачем меня туда берут. Просто как-то вечером делать было нечего и тут оказалось, что мы приглашены. А это были ещё те 90-е, когда свет веерно отключали и дома, ну совсем нечего делать было. Они разговаривали о своих диссертациях, обмениваясь такими терминами, что я даже лексического значения слов не понимала, не говоря уже о теме беседы. Время от времени внимание переводилось на меня, и он спрашивал: "Ну а молодёжь, что думает по этому поводу?" А я ... ни чего не думала )) я их даже не слушала. Я смотрела на картины, наверно впервые понимая разницу между копией и оригиналом (они были какие-то живые, что ли...), любовалась гнутой венской мебелью, вольтеровскими креслами и даже начинала сомневаться, а он точно дух или у него по ночам копыта вырастают? Ну как я могла сказать, что я обо всём этом думаю? Вместо всего этого на моём лице появлялась недоуменная улыбка и тогда С. ронял голову в руку с видом "Боже, как я одинок!" (или "О Боже, какая дура!", что гораздо вероятней :)) Это было очень заметно, но совсем не обидно. Это же кафедральный собор, а я - это всего лишь я.

Когда мне сказали, что на меня имеются виды то, я стала думать о том, как мне с ним быть? Как мы останемся наедине, кто первый что ни будь скажет и понадобится ли это вообще, возникнет ли неловкость и тогда не избежать этих дурацких извинительных ужимок, или всё пойдет само собой? Я тогда совсем не умела говорить о любви, а он? Я бы поняла, если бы фразы были заготовлены и ... о нет, дальше не хочу в этом русле, ведь из него не вырулишь. Надо уметь говорить. Мужчины тоже любят ушами, мы просто не стараемся, наденем декольте и готово )) А неловкость возникла бы. Я "болталась" в этом кафедральном соборе. Слишком много воздуха. При всей его твердыне, не на что опереться. Я ничего не спрашивала у мамы. Разве что-то из всего этого можно спросить?

А потом мы как-то перестали к нему ходить, у меня, кажется, началась сессия или практика, а никто никуда не спешил, да и страсти не было. Да меня бы и не стали "выдавать" без моего согласия, а до согласия не дошло. Эта история не имела завершения. Потом я узнала о его очередном обострении. А ещё через какое-то время узнала, что он умер. Кажется, это был какой-то февраль. Его сбила машина, когда он переходил через дорогу в опасном месте в пьяном виде, неделю промучился в реанимации и скончался. Я два дня ревела навзрыд. Не потому, что он был мне близок - нет, но... В песне у Бутусова есть слова "Смерть - это то, что бывает с другими". Я даже могла бы допустить, что она может случиться со мной, но с ним...! Если даже он может умереть, то она действительно есть. Она такая настоящая, мерзкая, необратимая и неумолимая. Вот почему я рыдала. Мне было страшно от того, что смерть существует.