Гробки

Пришли уже после празднования. Помню всех соседей, их дома, дворы, запахи. Ничего нет. Светит солнце, ослепительно зеленеет трава, голубое небо с белыми облаками и в этом опустевшем Раю стоит отчаянно белый бабушкин дом. Всё цело: сарай, погреб, колодец, орех.

К ореху даже не прикоснулась, не пришло в голову. Так естественна казалась мне его недоступность в то время, когда деревья были большими. Остался кусок забора с улицы во двор, вторая половина развалилась, но я всё равно услышала скрип крючка калитки не потому, что она была, а потому, что я никогда его не забуду.

Мы с Таней увалились на траву возле погреба. Когда-то там стояла уличная печечка на две конфорки, в которой бабушка варила картошку в лушпайках для свиней. Помню она (картошка) ТАК пахла, как не пахла больше нигде и никогда. И еда для свиней пахла, скорее, зимними салатами чем отбросами.

Я вспомнила о ней потому, что трава не сразу запахла травой. Сначала я почувствовала какой-то деревенский бытовой запах (которому там и взяться было не откуда) и только потом разнюхала запах травы, удивившись, как я его сразу не почувствовала потому что зелень именно буяла.

В дом попасть не удалось, спасибо тому кто его закрыл, но стол на веранде и рюмки в нём ... только запылились.

Дом виднелся из далека как обелиск потому, что рядом не было не только домов и изгородей, не было и деревьев над рекой, и камышей, и зарослей алычи.

Рассказывала Серёже как мы с Русланом ловили ряску для гусей у края ставка. Он, наверно теперь на всегда останется частью этих воспоминаний потому, что без него бы ничего не состоялось.
Иногда, засыпая, думаю, что проснусь и увижу перед собой эту траву и эту воду и это всё.

Лариса
Приехав к бабушке, мы с Русланом первым делом рвались к Ларисе. Бабушка говорила: "Взавтра підете, вранці. Сьогодні вже вечір, які гості? Гуляйте собі на дворі! Скоро вечеряти." - мы копылили губу так как день пропал, но мысль об ужине успокаивала.

У Ларисы первым делом обносилась черешня, потом малина, а потом ещё несколько дней мы занимались шелковицей.

Подворье Тёти Лиды всегда напоминало мне Плезентвиль. У бабушки тоже было всё аккуратно и ухожено, но у Тёти Лиды всё было показательно: большой двор с гаражом, колодец с резьбой и насосом, большое хозяйство с молотилкой для бурьяна и верх цивилизации: радиаторы и телефон в доме, а ванна наряду с печным отоплением выглядела просто как перфоманс.

Лариса - это старшая сестра по Конфуцию. Она всегда была прекрасна и добра. Помню, как однажды, мы пришли к ней в гости, а в это время Лариса, по мнению Тёти Лиды что-то там натворила. Знать что именно мы не могли потому, что Лариса и не могла же ведь сделать ничего плохого, она была безупречна, может быть посмотрела на кого-то не так, но я себе и этого представить не могла.

Мы шли по огороду и Тётя Лида её отчитывала.
І йшла ця прекрасна Лариса з прекрасною довжелезною косою, опустивши очі.
І йшла Тьотя Ліда і, ні, не кричала, а вичитувала так, наче пісню співала.
І йшли ми з Русланом, нічого не розуміючи, тількі чекаючи, коли вона закінчить.
И выглядело это всё так одухотворённо, что потом, ещё какое-то время, мы шли молча.

В одно из лет, мы приехали к бабушке, а Тётя Лида сказала, что Лариса учится в городе и приедет на каникулы только через месяц, а мы как раз через месяц должны были уезжать. До сих пор помню это чувство, граничащее с окончанием детства.

Гробки
Гробки — это один день в году, когда родственники неподдельно рады друг другу )))
Но мы с моими новообретёнными родственниками радовались друг другу дольше.
На три дня, Таниными стараниями, я погрузилась в атмосферу абсолютной любви, радости, вкусной еды и грамотного алкоголя.
Дядя-продюсер — это праздник! Это всегда незримые объятия тщательно организованного процесса в который всё включено.

Он удивлял меня рассказами о своей работе, пейзажами Днепра и СВОИМ Киевом, но вишенкой на торте была бутылочка воды, которая неизвестно откуда взялась в нужное время в заднем кармане сидения.

Долго пребывать в такой атмосфере нельзя потому, что инстинкт самосохранения не то чтобы притупляется, он отключается в принципе.
С Сережей можно уехать от места дислокации за тридевять земель без кошелька паспорта и телефона, затеряться, где ни будь в лесу или на кладбище, никого не предупредив, и быть найденной и доставленной в нужное место ВОВРЕМЯ.

Эта безопасность ощущается сразу. Я даже забыла про свой недуг.
Наверно в нём есть доля психосоматики - тяжело мне, а там было легко.

Привыкла я к этому за несколько часов, а раздуплилась только на третий день в поезде, по возвращению в Харьков, когда стала судорожно проверять на тот ли я села.